Случилась эта история в моем беззаботном советском детстве, в эпоху заката коммунизма.
Каждое лето мои родители отправляли меня на каникулы к бабушке, в деревню в Новосибирскую область. Все солнечные дни деревенские ребятишки проводили вместе: единой, вечно орущей, галдящей разновозрастной ордой. Было всегда весело и занятно в любом деле: будь то массовая поездка на велосипедах на рыбалку, или простое месиво грязи и жижи в каком-нибудь заболоченном лягушатнике. Дело по душе в одном месте находили все и всегда, от мала до велика. Но было одно особенное дело, о котором даже говорили шепотом, которое приводило в трепет каждого уважающего себя мальчишку - проникновение на территорию военного аэродрома, располагавшегося в 20 минутах ходьбы через лес. Мы собирали стреляные гильзы, пули и прочий военный мусор, которым менялись, и который служил нам чем-то вроде денег. Естественно, как в любом многочисленном коллективе, да и просто в толпе, есть лидер - человек, авторитет которого неприступен, этим лидером у нас был Виталя Токарев, самый старший, самый смелый, самый умный, но не всегда справедливый парнишка. Для реализации этого плана он лично отбирал команду. Первыми он выбраковывал тех, у кого слабое зрение или кто носил очки, вторые - у кого были с собой маленькие братик или сестренка, третьи, по мнению лидера, были просто дураки. Итого в группу попало 10 человек, куда посчастливилось попасть и мне.
Аэродром, как и воинская часть, проходили расформировку, и оттуда военные машины с тентом мало-помалу вывозили имущество. Нашей же целью было проникнуть на полигон, где стоят списанные, порезанные на металлолом самолеты, и скрутить, а то и оторвать какую-либо хитрую деталь или прибор на память или обмен. Прокравшись через густой травостой к ограждению из колючей проволоки, мы не обнаружили часового на вышке, да и живший там пес не поднял лай, как это бывало при других попытках, полигон был пуст, людей не было. Миновав колючку, осмелев, но по привычке пригибаясь, мы направлялись к холму, из-за которого был виден хвост самолета с красной звездой. В центре поля лежала груда искорёженного крылатого металла, мало чем напоминающего самолеты, чуть поодаль, выстроившись в линейку, ожидали своей участи покалеченные и уже разграбленные истребители, у самого первого уже не было крыла и носового обтекателя, с противоположной стороны стоял огромный транспортник, просев задней частью на стойках и спущенных колесах, устремив остекленный нос к небу. Все врассыпную кинулись мародёрничать. Я же, покоренный красотой и мощью воздушного исполина, долго рассматривал этот воздушный грузовик, настоящий самолет так близко я видел впервые. Обойдя вокруг железную птицу, я погладил его простроченную заклепками дюралевую обшивку, до конца не понимая своим детским умом «как такое может летать?». Мне очень захотелось попасть во внутрь, но единственная дверь по левому борту была очень высоко. Подошедший Виталя подхватил меня и протолкнул в разбитый иллюминатор, я ввалился в грузовую кабину и вдохнул запах старого самолета, который я запомнил на всю жизнь.
Вид машины изнутри меня несколько огорчил, с потолка, как лианы, свисали обрезанные шланги, жгуты и кабели электропроводки, тоненькие трубки магистралей гидравлики, как вскрытые вены, плакали красной гидросмесью. Штуцер, с которого капало больше всего, я закрутил в первое попавшее гнездо. Мне совсем не хотелось что-то отрывать от него, напротив, мне его было жалко. По наклонному полу я поднялся в кабину пилотов, и тут я не смог сдержать слов восхищения и восторга: по всей кабине располагались различные приборы, указатели, лампочки, тумблера, рычаги переключатели. Сев в правое кресло, я взялся за рога штурвала, облупленного и отполированного руками пилотов до блеска, и осторожно покачал им. Я смотрел во все глаза, пытаясь понять, запомнить различные надписи и схемы.
Но вот чей-то свист спустил меня с небес на землю: свистел Виталя, давая команду уходить - в сторону полигона двигался патруль. Впопыхах выкарабкиваясь из глубокого кресла, головой я задел козырек синего плексигласового светофильтра, из-за которого мне на коленки упал черный кожаный шлемофон, я почему-то подумал, что это самолет мне сделал такой подарок, и, осторожно свернув его сунул под футболку. Покинуть самолет оказалось не так уж и просто, дверь находилась высоко от земли, прыгать я струсил, а в разбитый иллюминатор не понимал, чем вперёд лучше вылазить, ногами или головой, но на раздумья не было времени, и, головой вперед, обдирая руки, я выскользнул наружу.
Собравшись на берегу озера, пацаны стали делиться добытыми трофеями: кто сыпал из найденной сумки от противогаза блестящие гайки, тандера, заглушки, лючки, кто выворачивал из карманов оторванные цепочки от пробок заливных горловин топливных баков, лампочки, включатели, переключатели – все, что могло быть оторвано или откручено детскими руками, с восторгом рассматривалось всеми и менялось на что-либо другое. Один я оставался безучастным и сидел в стороне, прикладывая подорожник к рассеченной коленке.
- Что добыл? - спросил меня подошедший Виталя.
- Ничего. - сказал я и поджал ноги, обхватив их руками, чтоб он не заметил, что я прячу под футболкой.
- А ну посмотрим!
И, взяв за подмышки, тряхонул меня. На песок выпал шлемофон.
- Классная вещь, меняю против ножа.
Хоть Виталькин нож и был поводом для зависти всех пацанов, я отказался.
- Ну тогда я так заберу.
Я попытался выхватить шлемофон, но получил звонкую оплеуху, и кто-то сзади, ухватив за шею, швырнул меня на песок. Это подоспели старшаки - Виталькины дружки. Ребята затихли, воспользовавшись тишиной. Я громко выкрикнул
- Гнида, дерись по-честному!
- Ну давай по-честному.
Он бросил шлемофон, закатал рукава и с ехидной улыбкой встал, широко расставив ноги. Уж не победить, хотя б выстоять против него мне конечно не светило, он крепче и старше меня на четыре года, плюс 3 место по району по боксу, где уж мне… Но вызов брошен и я, сжав кулаки и зубы, встал напротив.
- Ну чё, начали что ли?
И мы начали. Как мог, я закрывался от ударов, которые сыпались на меня, казалось, отовсюду, как будто я попал под камнепад. Когда он уставал, мне удавалось несколько раз ударить его поддых и пнуть по голени или колену, и мой соперник заново обрушал на меня всю свою злобу, вкладывая ее в кулаки. Нагнувшись и прикрывая голову руками, я увидел заветный шлемофон, ухватил его и сжался в позу эмбриона, подумав: теперь пусть хоть убивает, нет на земле такой силы, которая могла бы меня разжать. Удары прекратились, я слышал, как оттаскивали разъяренного Виталю, как он что-то кричал, а я продолжал лежать, сжатый, как пружина.
Разжался я только когда все стихло и никого рядом не было. Я подполз к озеру, умыл лицо, слипшиеся от крови губы и разбитый нос. Хромая огородами, чтоб меня никто не видел, я брел домой, прижимая к груди самый настоящий лётный шлемофон. Оранжевый диск июльского солнца наполовину скрыл лес, самый первый счастливый день моей жизни подходил к концу...
Каждое лето мои родители отправляли меня на каникулы к бабушке, в деревню в Новосибирскую область. Все солнечные дни деревенские ребятишки проводили вместе: единой, вечно орущей, галдящей разновозрастной ордой. Было всегда весело и занятно в любом деле: будь то массовая поездка на велосипедах на рыбалку, или простое месиво грязи и жижи в каком-нибудь заболоченном лягушатнике. Дело по душе в одном месте находили все и всегда, от мала до велика. Но было одно особенное дело, о котором даже говорили шепотом, которое приводило в трепет каждого уважающего себя мальчишку - проникновение на территорию военного аэродрома, располагавшегося в 20 минутах ходьбы через лес. Мы собирали стреляные гильзы, пули и прочий военный мусор, которым менялись, и который служил нам чем-то вроде денег. Естественно, как в любом многочисленном коллективе, да и просто в толпе, есть лидер - человек, авторитет которого неприступен, этим лидером у нас был Виталя Токарев, самый старший, самый смелый, самый умный, но не всегда справедливый парнишка. Для реализации этого плана он лично отбирал команду. Первыми он выбраковывал тех, у кого слабое зрение или кто носил очки, вторые - у кого были с собой маленькие братик или сестренка, третьи, по мнению лидера, были просто дураки. Итого в группу попало 10 человек, куда посчастливилось попасть и мне.
Аэродром, как и воинская часть, проходили расформировку, и оттуда военные машины с тентом мало-помалу вывозили имущество. Нашей же целью было проникнуть на полигон, где стоят списанные, порезанные на металлолом самолеты, и скрутить, а то и оторвать какую-либо хитрую деталь или прибор на память или обмен. Прокравшись через густой травостой к ограждению из колючей проволоки, мы не обнаружили часового на вышке, да и живший там пес не поднял лай, как это бывало при других попытках, полигон был пуст, людей не было. Миновав колючку, осмелев, но по привычке пригибаясь, мы направлялись к холму, из-за которого был виден хвост самолета с красной звездой. В центре поля лежала груда искорёженного крылатого металла, мало чем напоминающего самолеты, чуть поодаль, выстроившись в линейку, ожидали своей участи покалеченные и уже разграбленные истребители, у самого первого уже не было крыла и носового обтекателя, с противоположной стороны стоял огромный транспортник, просев задней частью на стойках и спущенных колесах, устремив остекленный нос к небу. Все врассыпную кинулись мародёрничать. Я же, покоренный красотой и мощью воздушного исполина, долго рассматривал этот воздушный грузовик, настоящий самолет так близко я видел впервые. Обойдя вокруг железную птицу, я погладил его простроченную заклепками дюралевую обшивку, до конца не понимая своим детским умом «как такое может летать?». Мне очень захотелось попасть во внутрь, но единственная дверь по левому борту была очень высоко. Подошедший Виталя подхватил меня и протолкнул в разбитый иллюминатор, я ввалился в грузовую кабину и вдохнул запах старого самолета, который я запомнил на всю жизнь.
Вид машины изнутри меня несколько огорчил, с потолка, как лианы, свисали обрезанные шланги, жгуты и кабели электропроводки, тоненькие трубки магистралей гидравлики, как вскрытые вены, плакали красной гидросмесью. Штуцер, с которого капало больше всего, я закрутил в первое попавшее гнездо. Мне совсем не хотелось что-то отрывать от него, напротив, мне его было жалко. По наклонному полу я поднялся в кабину пилотов, и тут я не смог сдержать слов восхищения и восторга: по всей кабине располагались различные приборы, указатели, лампочки, тумблера, рычаги переключатели. Сев в правое кресло, я взялся за рога штурвала, облупленного и отполированного руками пилотов до блеска, и осторожно покачал им. Я смотрел во все глаза, пытаясь понять, запомнить различные надписи и схемы.
Но вот чей-то свист спустил меня с небес на землю: свистел Виталя, давая команду уходить - в сторону полигона двигался патруль. Впопыхах выкарабкиваясь из глубокого кресла, головой я задел козырек синего плексигласового светофильтра, из-за которого мне на коленки упал черный кожаный шлемофон, я почему-то подумал, что это самолет мне сделал такой подарок, и, осторожно свернув его сунул под футболку. Покинуть самолет оказалось не так уж и просто, дверь находилась высоко от земли, прыгать я струсил, а в разбитый иллюминатор не понимал, чем вперёд лучше вылазить, ногами или головой, но на раздумья не было времени, и, головой вперед, обдирая руки, я выскользнул наружу.
Собравшись на берегу озера, пацаны стали делиться добытыми трофеями: кто сыпал из найденной сумки от противогаза блестящие гайки, тандера, заглушки, лючки, кто выворачивал из карманов оторванные цепочки от пробок заливных горловин топливных баков, лампочки, включатели, переключатели – все, что могло быть оторвано или откручено детскими руками, с восторгом рассматривалось всеми и менялось на что-либо другое. Один я оставался безучастным и сидел в стороне, прикладывая подорожник к рассеченной коленке.
- Что добыл? - спросил меня подошедший Виталя.
- Ничего. - сказал я и поджал ноги, обхватив их руками, чтоб он не заметил, что я прячу под футболкой.
- А ну посмотрим!
И, взяв за подмышки, тряхонул меня. На песок выпал шлемофон.
- Классная вещь, меняю против ножа.
Хоть Виталькин нож и был поводом для зависти всех пацанов, я отказался.
- Ну тогда я так заберу.
Я попытался выхватить шлемофон, но получил звонкую оплеуху, и кто-то сзади, ухватив за шею, швырнул меня на песок. Это подоспели старшаки - Виталькины дружки. Ребята затихли, воспользовавшись тишиной. Я громко выкрикнул
- Гнида, дерись по-честному!
- Ну давай по-честному.
Он бросил шлемофон, закатал рукава и с ехидной улыбкой встал, широко расставив ноги. Уж не победить, хотя б выстоять против него мне конечно не светило, он крепче и старше меня на четыре года, плюс 3 место по району по боксу, где уж мне… Но вызов брошен и я, сжав кулаки и зубы, встал напротив.
- Ну чё, начали что ли?
И мы начали. Как мог, я закрывался от ударов, которые сыпались на меня, казалось, отовсюду, как будто я попал под камнепад. Когда он уставал, мне удавалось несколько раз ударить его поддых и пнуть по голени или колену, и мой соперник заново обрушал на меня всю свою злобу, вкладывая ее в кулаки. Нагнувшись и прикрывая голову руками, я увидел заветный шлемофон, ухватил его и сжался в позу эмбриона, подумав: теперь пусть хоть убивает, нет на земле такой силы, которая могла бы меня разжать. Удары прекратились, я слышал, как оттаскивали разъяренного Виталю, как он что-то кричал, а я продолжал лежать, сжатый, как пружина.
Разжался я только когда все стихло и никого рядом не было. Я подполз к озеру, умыл лицо, слипшиеся от крови губы и разбитый нос. Хромая огородами, чтоб меня никто не видел, я брел домой, прижимая к груди самый настоящий лётный шлемофон. Оранжевый диск июльского солнца наполовину скрыл лес, самый первый счастливый день моей жизни подходил к концу...
Пн 12 Февраль 2018 07:30