Я возвращался с концерта Сплина довольно поздно. Лиза шла рядом, утопая в моей кожанке, которая по правде и мне была велика, а ей и вовсе придавала какой-то детский вид. Я предложил её проводить, благо живёт она недалеко от меня. Так мы и шли через парк, освещённый тусклыми фонарями. Беседа шла на автопилоте – каждый думал о своём. В какой-то момент я достал сигарету и привычным движением закурил. – Тебе никогда не казалось, что ты живёшь не своё время? – взглянул я на спутницу. – Что ты имеешь ввиду? – одёрнулась она. Я снова затянулся сигаретой. – Ну ты не хотела бы жить в другую эпоху? Она попросила у меня закурить. – Пожалуй. Мне хотелось бы оказаться в конце девяностых или начале нулевых. Времени, когда происходило становление русского рока. Посмотреть на молодого Горшка... – она мечтательно улыбнулась. – Да и на становление КиШа в целом. Я взглянул на неё. Большие зелёные глаза, вьющиеся волосы, аккуратный еврейский носик... В отсветах фонарей её лицо выглядело совсем иначе, нежели днём. – А ты? – она прервала моё созерцание. Я снова вдохнул в себя дозу яда. Сигарета начинала горчить. Я затушил её и достал следующую. – А я... Я уже давно мечтаю побывать в роли беженца из Германии в 30-е годы прошлого века. Оказаться где-нибудь во Франции. Проснуться на съёмной квартире от топота ног, боясь, что это за мной пришла полиция. Но убедившись, что это всего лишь сосед пошёл умываться, улизнуть от хозяйки, которая снова попыталась бы стребовать с меня за неуплату. Наспех позавтракать свежими круассанами и чашечкой кофе в каком-то кафе. И наконец побежать искать хоть какой-то заработок, ведь я беженец и не имею права работать легально. Ветер скурил мне половину сигареты. Я сделал затяжку и посмотрел на Лизу. Она, запахнув куртку, смотрела на меня увлечённо, как никогда. – А вечером сидеть в каком-нибудь кабачке и подсчитывать заработок в надежде прожить ещё завтрашний день. Там же случайно встретить старого знакомого из Германии. По такому случаю обязательно попросить хозяина-поляка принести бутылку вишнёвки. Он шмыгнет в подсобку, а на свет извлечёт старую, серую от пыли и грязи зелёную бутыль с напитком, который бережно делал его отец. Мы втроём нечокаясь выпьем за тех, кого с нами нет. А уходя, попытаться всучить ему пару серебряных франков, от которых он откажется, объяснив это тем, что мы напомнили ему о Родине... Я замолчал. Бычок дотлевал у меня в руке. – Да... Денег на сигареты так не напасёшься. – Ты должен об этом написать, – шепнула она мне, прижимаясь ко мне в прощальных объятиях. – Может быть когда-нибудь. Доброй ночи. – Доброй. Она скрылась за дверью подъезда. Я взглянул на небо. Такое же безмятежное небо как летом 39-го... Автор: DonkeyHot.