3 октября.
Сегодня встретил забавную девчушку. В глаза бросилось сочетание некой детскости и порока. Карие глаза на пол-лица, немного пухлые губы с кричащей родинкой в уголке и брови, будто постоянно в немом вопросе. Какая-то набоковщина. Вроде бы младше всего на пару лет, а я такой нескладный и скучный, а она вся такая простая и таинственная одновременно. Чушь какая.
20 октября.
Мы стали общаться в соцсети. Написал первый, по пьяни, как бывает у забулдыг или у личностей, претендующих на творческую составляющую. Или просто незрелых людей. Удивительно много одинаково любимых тем. Я немного оробел, признался, что был нетрезв, когда написал первый. Она долго молчала. Мне почему-то стало страшно. Потом написала, что тоже была подшофе. Спросила, почему не писал так долго. Оказывается, у нее сначала не отправилось сообщение. И призналась, что испугалась, что я осуждаю ее. У меня екнуло в груди. Очень ощутимо.
10 ноября.
Первая встреча после общения в сети прошла на цыпочках. Казалось, мы оба боялись разочаровать друг друга. Тихонько, исподволь, нежно и осторожно мы сближались. Она своей маленькой холодной ладошкой взяла меня за руку и начала безжалостно убивать во мне прежнего циника. Как мало надо порой, чтобы забыться. А ведь мы до сих пор почти не знаем друг друга.
1 декабря.
Я пишу стихи и песни навзрыд. Шлю ко всем ветрам учебу. Мой экран ловит только ее частоту. Когда я писал очередное стихотворение на рассвете, в мой подоконник начала биться черная птица. Мне стало страшно и холодно. Я гоню от себя предрассудки и пытаюсь заснуть.
20 декабря.
Я начинаю ощущать разницу в пару лет. Она просто не понимает многого из того, что я говорю. А я не могу понять причины ее капризов, упрекаю ее в том, что она целует меня в губы только когда выпьет. В ответ на это она посмотрела на меня очень зло, расставила руки в боки, долго молчала - а потом расплакалась, как ребенок. Когда вопреки твоему желанию сотрясается все тело, ты не можешь остановиться и жадно глотаешь воздух ртом. Я обнял ее. Она не сопротивлялась, только впилась мне ногтями в шею, до крови, оставив надолго следы в виде полумесяца. Потом она шутила, что это ее черная метка на мне, что теперь я только ее. Я смеялся, но мне почему-то не было смешно.
5 января.
Высотка в самом центре города. Мы шли молча и смотрели по сторонам. Где та самая граница, которая отделяет два состояния - когда ты можешь тепло молчать рядом с человеком и когда ты не знаешь, что сказать?
С крыши высотки падали комья снега. Я сказал, что достигая земли, они мягко опадают на нее. Ты остановилась и сказала, что такого не может быть - и они жестоко разбиваются о нее. Я пытался возразить, но ты начала кричать мне в лицо, что они разбиваются вдребезги, напрочь, совершенно. А потом, через паузу, с мольбой в глазах, почти шепотом, сказала: «Они разбиваются, понимаешь, всегда разбиваются - и ничего с этим не сделать».
10 февраля.
Я чувствую себя той самой высоткой, из которой вынимают по этажу - и она неминуемо продолжает полет вниз. Все рушится, ответов все меньше, я пытаюсь сохранить последние крупицы близости, но чувствую, как песок сыпется сквозь пальцы. Мои песочные часы дали сбой, они теперь текут вверх - и мы вновь возвращаемся к общению только в сети. И возвращаемся в состояние незнакомцев.
20 февраля.
Я съездил в Пальмиру, чтобы развеяться. Чертовы львы и грифоны были уродливы, они будто смеялись надо мной. Кариатиды смотрели свысока. Я чувствовал, что во всех этих изваяниях сейчас жизни больше, чем во мне.
3 марта.
Больше всего меня удивляло, что я был спокоен. Ты была странно весела, улыбалась, шутила, смешно хмурилась, как умеешь только ты. А я будто наблюдал все со стороны. Как в банальной мелодраме, в которой ты уверен, что закончится-то все хорошо.
Мы молчали несколько минут. Потом я как-то неловко встал и ушел. Мне казалось, что меня пошатывает. Передо мной были плитки-квадратики. Я старался шагать строго через квадратик. Удивительно, что я особо ярко помню эту дурацкую мысль: «Надо шагать строго через квадратик - и никак иначе».
5 января.
Прошло лет 5. Или 6. Я вернулся на недельку в Постгород. Шагал по улице и вдруг зацепил взглядом ту самую высотку. Ветер потихоньку сдувал шапку снега со здания. Я подумал: «Снег летит и мягко опадает на землю», - и улыбнулся тому, что я подумал именно так.
А город так и оставался в дымке битых стен - и продолжал сдувать снег по одному известному ему разумению
Сегодня встретил забавную девчушку. В глаза бросилось сочетание некой детскости и порока. Карие глаза на пол-лица, немного пухлые губы с кричащей родинкой в уголке и брови, будто постоянно в немом вопросе. Какая-то набоковщина. Вроде бы младше всего на пару лет, а я такой нескладный и скучный, а она вся такая простая и таинственная одновременно. Чушь какая.
20 октября.
Мы стали общаться в соцсети. Написал первый, по пьяни, как бывает у забулдыг или у личностей, претендующих на творческую составляющую. Или просто незрелых людей. Удивительно много одинаково любимых тем. Я немного оробел, признался, что был нетрезв, когда написал первый. Она долго молчала. Мне почему-то стало страшно. Потом написала, что тоже была подшофе. Спросила, почему не писал так долго. Оказывается, у нее сначала не отправилось сообщение. И призналась, что испугалась, что я осуждаю ее. У меня екнуло в груди. Очень ощутимо.
10 ноября.
Первая встреча после общения в сети прошла на цыпочках. Казалось, мы оба боялись разочаровать друг друга. Тихонько, исподволь, нежно и осторожно мы сближались. Она своей маленькой холодной ладошкой взяла меня за руку и начала безжалостно убивать во мне прежнего циника. Как мало надо порой, чтобы забыться. А ведь мы до сих пор почти не знаем друг друга.
1 декабря.
Я пишу стихи и песни навзрыд. Шлю ко всем ветрам учебу. Мой экран ловит только ее частоту. Когда я писал очередное стихотворение на рассвете, в мой подоконник начала биться черная птица. Мне стало страшно и холодно. Я гоню от себя предрассудки и пытаюсь заснуть.
20 декабря.
Я начинаю ощущать разницу в пару лет. Она просто не понимает многого из того, что я говорю. А я не могу понять причины ее капризов, упрекаю ее в том, что она целует меня в губы только когда выпьет. В ответ на это она посмотрела на меня очень зло, расставила руки в боки, долго молчала - а потом расплакалась, как ребенок. Когда вопреки твоему желанию сотрясается все тело, ты не можешь остановиться и жадно глотаешь воздух ртом. Я обнял ее. Она не сопротивлялась, только впилась мне ногтями в шею, до крови, оставив надолго следы в виде полумесяца. Потом она шутила, что это ее черная метка на мне, что теперь я только ее. Я смеялся, но мне почему-то не было смешно.
5 января.
Высотка в самом центре города. Мы шли молча и смотрели по сторонам. Где та самая граница, которая отделяет два состояния - когда ты можешь тепло молчать рядом с человеком и когда ты не знаешь, что сказать?
С крыши высотки падали комья снега. Я сказал, что достигая земли, они мягко опадают на нее. Ты остановилась и сказала, что такого не может быть - и они жестоко разбиваются о нее. Я пытался возразить, но ты начала кричать мне в лицо, что они разбиваются вдребезги, напрочь, совершенно. А потом, через паузу, с мольбой в глазах, почти шепотом, сказала: «Они разбиваются, понимаешь, всегда разбиваются - и ничего с этим не сделать».
10 февраля.
Я чувствую себя той самой высоткой, из которой вынимают по этажу - и она неминуемо продолжает полет вниз. Все рушится, ответов все меньше, я пытаюсь сохранить последние крупицы близости, но чувствую, как песок сыпется сквозь пальцы. Мои песочные часы дали сбой, они теперь текут вверх - и мы вновь возвращаемся к общению только в сети. И возвращаемся в состояние незнакомцев.
20 февраля.
Я съездил в Пальмиру, чтобы развеяться. Чертовы львы и грифоны были уродливы, они будто смеялись надо мной. Кариатиды смотрели свысока. Я чувствовал, что во всех этих изваяниях сейчас жизни больше, чем во мне.
3 марта.
Больше всего меня удивляло, что я был спокоен. Ты была странно весела, улыбалась, шутила, смешно хмурилась, как умеешь только ты. А я будто наблюдал все со стороны. Как в банальной мелодраме, в которой ты уверен, что закончится-то все хорошо.
Мы молчали несколько минут. Потом я как-то неловко встал и ушел. Мне казалось, что меня пошатывает. Передо мной были плитки-квадратики. Я старался шагать строго через квадратик. Удивительно, что я особо ярко помню эту дурацкую мысль: «Надо шагать строго через квадратик - и никак иначе».
5 января.
Прошло лет 5. Или 6. Я вернулся на недельку в Постгород. Шагал по улице и вдруг зацепил взглядом ту самую высотку. Ветер потихоньку сдувал шапку снега со здания. Я подумал: «Снег летит и мягко опадает на землю», - и улыбнулся тому, что я подумал именно так.
А город так и оставался в дымке битых стен - и продолжал сдувать снег по одному известному ему разумению
Вс 2 Июнь 2019 23:37